Бруно Понтекорво
Библиотека ⟶ Воспоминания современников
Даниэле Фарджион
Слова прощания*
*Слова прощания, произнесенные 12 июля 1994 г. на кладбище Al Testaccio в Риме. Перевод с итальянского Д. Б. Понтекорво.
Год 1993-й завершился уходом 24 сентября, застенчивым и тихим, как сама его личность, итальянского физика Бруно Понтекорво.
Это он, самый молодой, «щенок», первый, как впоследствии и Энрико Ферми с сотрудниками (Амальди, Сегре, Д'Агостино, Разетти, Вик), осознал удивительную роль материала стола (действительно, он влиял на эффективность эксперимента… и ему не поверили…), на котором выполнялись самые первые эксперименты с радиоактивностью, наведенной нейтронами, и тем самым открыл ключевую роль замедления нейтронов в делении ядер, произведенном группой с улицы Панисперна в 1934 г., как раз примерно 60 лет тому назад.
Следуя революционным идеям Паули и Ферми, он первым осознал важную роль, которую играют нейтрино, — «нейтральные младшие братья» электронов — в структуре элементарных частиц, пророчески распространив эту роль на все лептоны (в особенности на мюон Конверси, Панчини, Пиччиони).
Далее, распространив идеи смешивания кварков (предложенные Н. Кабиббо) на нейтрино с массой, он выдвинул гипотезу об их осцилляциях, имеющих важные последствия для физики солнечных нейтрино. Его предсказания и предложенные им экспериментальные методики (использующие галлий или германий) были и остаются основой для тонких экспериментов, проводимых в США и Италии, в лаборатории Гран-Сассо.
Он был одним из пионеров исследования роли нейтрино в звездах и в самой эволюции Вселенной. Их «вес» всегда важен для формирования галактик и в космологии последних тридцати лет. Во время и сразу после войны, когда перед Бруно Понтекорво встал социальный вопрос отношения к более слабому, он очень оригинально решил его, отдавшись всецело идеалистическому мифу коммунизма: цену он начал платить немедленно и продолжал это делать в течение всей жизни. Без всякого лицемерия и страха он отправился в 1950 г. и провел большую часть жизни в СССР, осознав слишком поздно бессилие идеологии над человеком и хорошо скрытое существо той самой диктатуры.
Его выбор, возможно, оказался способом возврата евреем и свободным человеком части исторического долга Европы и Запада (даже если в настоящее время наблюдается потеря памяти) стране, которая ценой десятков миллионов погибших сумела остановить нацизм.
Напротив, в сегодняшней объединенной Германии, где почти нет больше разговоров о безобразиях, совершенных против человеческих существ (даже если они назывались «беженцами»), и в Европе, которая либо проявляет безразличие, либо играет роль соучастника в связи со страданиями Сараево и Боснии и перед лицом распада стран Востока, его призыв к любви и уважению к слабым все более актуален. При нашей первой встрече он мне (или себе) объяснял извращения «социалистического» режима в СССР «недооценкой инерции народов в Истории…». Будем надеяться, что он был слишком пессимистически настроен и что История не повторится.
Он, как сабинянин, уходит со сцены без шума, сохраняя свое человеческое достоинство. К сожалению, наш департамент никак не отметил его очевидную связь с нашей страной и римской школой.
Помня его страсть в науке и его любовь к жизни, мы и сегодня можем все заключить его собственными словами, что «социализм потерпел неудачу, но требование справедливости в мире остается…».
Слова прощания*
*Слова прощания, произнесенные 12 июля 1994 г. на кладбище Al Testaccio в Риме. Перевод с итальянского Д. Б. Понтекорво.
Год 1993-й завершился уходом 24 сентября, застенчивым и тихим, как сама его личность, итальянского физика Бруно Понтекорво.
Это он, самый молодой, «щенок», первый, как впоследствии и Энрико Ферми с сотрудниками (Амальди, Сегре, Д'Агостино, Разетти, Вик), осознал удивительную роль материала стола (действительно, он влиял на эффективность эксперимента… и ему не поверили…), на котором выполнялись самые первые эксперименты с радиоактивностью, наведенной нейтронами, и тем самым открыл ключевую роль замедления нейтронов в делении ядер, произведенном группой с улицы Панисперна в 1934 г., как раз примерно 60 лет тому назад.
Следуя революционным идеям Паули и Ферми, он первым осознал важную роль, которую играют нейтрино, — «нейтральные младшие братья» электронов — в структуре элементарных частиц, пророчески распространив эту роль на все лептоны (в особенности на мюон Конверси, Панчини, Пиччиони).
Далее, распространив идеи смешивания кварков (предложенные Н. Кабиббо) на нейтрино с массой, он выдвинул гипотезу об их осцилляциях, имеющих важные последствия для физики солнечных нейтрино. Его предсказания и предложенные им экспериментальные методики (использующие галлий или германий) были и остаются основой для тонких экспериментов, проводимых в США и Италии, в лаборатории Гран-Сассо.
Он был одним из пионеров исследования роли нейтрино в звездах и в самой эволюции Вселенной. Их «вес» всегда важен для формирования галактик и в космологии последних тридцати лет. Во время и сразу после войны, когда перед Бруно Понтекорво встал социальный вопрос отношения к более слабому, он очень оригинально решил его, отдавшись всецело идеалистическому мифу коммунизма: цену он начал платить немедленно и продолжал это делать в течение всей жизни. Без всякого лицемерия и страха он отправился в 1950 г. и провел большую часть жизни в СССР, осознав слишком поздно бессилие идеологии над человеком и хорошо скрытое существо той самой диктатуры.
Его выбор, возможно, оказался способом возврата евреем и свободным человеком части исторического долга Европы и Запада (даже если в настоящее время наблюдается потеря памяти) стране, которая ценой десятков миллионов погибших сумела остановить нацизм.
Напротив, в сегодняшней объединенной Германии, где почти нет больше разговоров о безобразиях, совершенных против человеческих существ (даже если они назывались «беженцами»), и в Европе, которая либо проявляет безразличие, либо играет роль соучастника в связи со страданиями Сараево и Боснии и перед лицом распада стран Востока, его призыв к любви и уважению к слабым все более актуален. При нашей первой встрече он мне (или себе) объяснял извращения «социалистического» режима в СССР «недооценкой инерции народов в Истории…». Будем надеяться, что он был слишком пессимистически настроен и что История не повторится.
Он, как сабинянин, уходит со сцены без шума, сохраняя свое человеческое достоинство. К сожалению, наш департамент никак не отметил его очевидную связь с нашей страной и римской школой.
Помня его страсть в науке и его любовь к жизни, мы и сегодня можем все заключить его собственными словами, что «социализм потерпел неудачу, но требование справедливости в мире остается…».
