Бруно Понтекорво

БиблиотекаВоспоминания современников

Вадим Георгиевич Соловьев

Обостренное чувство справедливости

Объединенный институт ядерных исследований, Дубна

Психологический климат и господствующая научная идеология, борьба мнений и подавление альтернативных направлений исследований не отражены в достаточной мере в опубликованных статьях и докладах. Без воспоминаний ученых-современников нельзя получить реальную картину состояния науки в то время. Мне представляется, что долг ученого — описать свое видение того ушедшего времени и роль отдельных ученых.

Б. М. Понтекорво появился в Гидротехнической лаборатории (ГГЛ), расположенной на месте современного города Дубны, незадолго до моего приезда в марте 1951 г. В молодом коллективе, занимавшемся в основном физикой элементарных частиц, господствовала атмосфера творческого подъема и самоотверженного труда. Несомненной заслугой директора лаборатории М. Г. Мещерякова было то, что основной фигурой в лаборатории был ученый. На творческий научный климат в ГТЛ большое влияние оказало поведение Б. М. Понтекорво в коллективе, его непринужденная манера обсуждения физических результатов и новых идей, его демократизм и обаяние. К счастью, благоприятная научная атмосфера сохранилась в ЛЯП ОИЯИ до наших дней благодаря Б. М. Понтекорво, В. П. Джелепову и многим другим ученым и инженерам. С Бруно Максимовичем всегда было интересно обсудить новые научные данные, свою появившуюся идею или непонимание конкретного результата эксперимента.

Для Бруно характерно обостренное чувство справедливости. При любых обстоятельствах он старался восстановить истину. В двух случаях, которые были связаны со мной, Б. М. Понтекорво постарался восстановить справедливость. Я пишу о них, поскольку они характерны для него.

Весной 1957 г. я пытался найти ответ на вопрос: сохраняется ли четность в сильных и электромагнитных взаимодействиях и если сохраняется, то в чем причина ее сохранения. Я исходил из того, что все взаимодействия инвариантны относительно операции отражения времени, и при этом сохраняется комбинированная четность. Сохранение пространственной четности должно быть следствием дополнительных требований инвариантности. Мною было показано, что сохранение четности в электромагнитных взаимодействиях обусловлено градиентной (или калибровочной) инвариантностью. Для одного типа ренормируемых сильных взаимодействий требование изотопической инвариантности приводит к сохранению четности, а для другого типа нет. Поэтому мною было предложено экспериментально изучить, сохраняется ли четность при рождении K-мезонов и гиперонов и при взаимодействии K-мезонов и гиперонов с нуклонами и ядрами.

Первоначально мои соображения вызвали резкую отрицательную реакцию нескольких физиков, они характеризовали мои соображения как абсурдные. Однако вскоре ситуация резко изменилась. Я получил письма от профессоров А. Пайса, С. Дрелла и Л. Ледермана, в которых мои идеи оценивались как новые и интересные. Профессора Дж. Штейнбергер и Л. Стивенсон сообщили мне, что они начали анализировать имеющиеся у них экспериментальные данные на основе моих предложений. Моими идеями заинтересовался В. И. Векслер. В период кратковременного интереса к этой проблеме те физики, которые меня совсем недавно резко критиковали, стали вести себя так, будто я к этой проблеме непричастен. В такое критическое для меня время именно Б. М. Понтекорво четко сформулировал, что эту идею выдвинул В. Г. Соловьев.

Второй случай относится к моим исследованиям сверхтекучести в ядрах. В начале 1958 г. Н. Н. Боголюбов предложил мне получить условие сверхтекучести ядерной материи, что я и сделал. Далее я начал изучать возможность существования сверхтекучести в атомных ядрах. Мне удалось показать, что сверхтекучее состояние ядра энергетически более выгодно по сравнению с нормальным и что тем самым парные корреляции сверхпроводящего типа должны оказывать сильное влияние на свойства атомных ядер.

Мои статьи, опубликованные в 1958 г., вызвали возражения, сводящиеся к тому, что размеры ядер слишком малы, чтобы в них могли быть парные корреляции. В 1959 г. была опубликована статья А. Б. Мигдала по сверхтекучести в ядрах, в которой использован метод функций Грина в трактовке Л. П. Горькова. В январе 1960 г. на Всесоюзном совещании по ядерной спектроскопии в Харькове А. Б. Мигда сделал доклад, в котором утверждал, что только его трактовка сверхтекучести в ядрах является правильной. После этого доклада я выступил с утверждением, что в подходах Н. Н. Боголюбова и А. Б. Мигдала используется одно и то же приближение при решении ядерной задачи многих тел. Одинаковым путем выражаются высшие функции Грина, или корреляционные функции, через низшие, что является основой для получения замкнутой системы уравнений. Вместо серьезного обсуждения научной проблемы А. Б. Мигдал сравнил меня с корреспондентом газеты, который по незнанию путает основные физические понятия. В сущности, мне не дали возможности привести доказательство моего утверждения. В этот момент вмешался Б. М. Понтекорво с предложением рассмотреть возникшее противоречие по существу. Это вмешательство не привело к разрешению противоречия, но оно способствовало проведению в дальнейшем научных дискуссий на семинарах и конференциях в более деловой и корректной форме.

В течение многих лет, вплоть до 1970–1975 гг., мы обсуждали с Бруно Максимовичем политические вопросы. В большинстве случаев эти обсуждения велись по его инициативе. Как правило, наше понимание происходящих в стране и мире процессов было сходным.

Я рад, что судьба связала меня с советскими учеными старшего поколения, такими, кроме Б. М. Понтекорво, как Н. Н. Боголюбов, Д. И. Блохинцев, А. С. Давыдов, Б. С. Джелепов, В. П. Джелепов, Л. В. Грошев, Б. В. Курчатов, В. И. Мамасахлитов, М. А. Марков, М. Г. Мещеряков, М. В. Пасечник, И. Я. Померанчук, И. М. Франк, Г. Н. Флеров. Их влияние на мою научную деятельность (думаю, что и на исследования многих ученых моего поколения) велико.