Бруно Понтекорво
Библиотека ⟶ Воспоминания современников
Никола Кабиббо
Президент Комиссии по ядерным и альтернативным источникам энергии, Италия
После оттепели — ностальгия*
*«Мессаджеро», 26 сентября 1993 г. — Перевод с итальянского Д. Б. Понтекорво
Последний раз я видел Бруно Понтекорво летом во время презентации собрания реликвий, связанных непосредственно с именем Ферми, в зале Института физики Римского университета «La Sapienza». Среди приборов, использованных в первых исследованиях в области физики атомного ядра, была и знаменитая фотография «парней с улицы Панисперна»: Ферми, Разетти, Сегре, Амальди, химика Д' Агостино. Я всегда задавался вопросом, почему Бруно Понтекорво, «щенок», как его ласково называли коллеги, отсутствовал на фотографии… Ответ оказался очень прост: фотография была сделана им самим.
Бруно Понтекорво умер несколько дней назад в возрасте восьмидесяти лет в Дубне, городе-лаборатории на берегу Волги, в окрестности Москвы, где он жил и работал с конца 1950 г. Обстоятельства его исчезновения с Запада, его решения продолжить работу на родине коммунизма отчасти остались тайной. Этой теме и жизни Бруно Понтекорво посвящена прекрасная книга Мириам Мафай «Долгий холод», опубликованная в прошлом году в издательстве Мондадори. Родилось два мифа: первый утверждал, что Понтекорво передал СССР секрет атомной бомбы, и второй — что он явился отцом советской термоядерной бомбы. Мифы маловероятны и, по существу, развеяны тем, что мы узнали в последние годы о ядерной программе СССР. Что касается первого, Бруно никогда не делал секрета из своей приверженности коммунистической идее, и именно по этой причине его держали далеко от лабораторий Лос-Аламоса и от центра американской ядерной программы. Что касается второго мифа, мы сегодня хорошо знаем, что в действительности отцами советской водородной бомбы были другие, такие ученые первой величины, как Андрей Сахаров и Яков Зельдович. В России, так же как и в Соединенных Штатах, Понтекорво был за пределами наиболее секретных исследований — в Дубне вместо Арзамаса, который был эквивалентом Лос-Аламоса.
Я посетил Дубну в 1964 г., во время международной конференции по физике высоких энергий. Лаборатория расположена на берегу Волги и, как все в те времена в Советском Союзе, находилась под наблюдением, но не была секретной, поскольку Дубна была в некотором смысле открытой для международного сотрудничества, хоть и ограниченного государствами коммунистического мира. Дубна хотела быть ЦЕРНом государств Востока, и в течение короткого времени ее ускоритель — синхрофазотрон — был лучше, чем машины, доступные на Западе. Но уже в 1964 г. лаборатория в Дубне отстала от таких западных лабораторий, как ЦЕРН в Европе или Брукхейвен в Соединенных Штатах. Было отставание в области электронного оборудования и компьютеров, которое с годами усиливалось.
Как раз тогда я впервые встретился с Бруно Понтекорво. Ему было пятьдесят лет. Элегантный. Загорелый. На меня произвело впечатление то удовольствие, с каким он вел оживленные беседы с Джильберто Бернардини, и как оба говорили с превосходным тосканским акцентом. Несмотря на его отличную физическую форму, у меня осталось впечатление изнуряющей ностальгии. Отношения между сверхдержавами уже развивались в сторону потепления, часто можно было видеть русских исследователей в ЦЕРН и в других западных лабораториях, да и европейские исследователи были допущены в университеты и лаборатории Советского Союза, но для Понтекорво, решившего переехать в Россию, даже короткий визит казался несбыточной мечтой.
Бруно Понтекорво впервые вернулся в Италию в 1978 г. на празднование семидесятилетия Эдоардо Амальди. Этот первый визит был воспринят как сенсация общественным мнением, внимание которого быстро спало. В последующие годы поездки стали регулярными и Понтекорво имел возможность проводить часть времени в Риме, среди своих братьев и сестер (среди которых кинорежиссер Джилло Понтекорво), К этому времени его здоровье было подточено болезнью Паркинсона, которая сначала просто досаждала, но постепенно становилась все более серьезной. Он приезжал в Рим лечиться, но также и работать. Он усердно посещал семинары и конференции и всегда удостаивался внимания, которого заслуживают великие люди науки.
Имя Бруно Понтекорво неразрывно связано с физикой нейтрино, неуловимой частицей, которую Ферми поместил в центр своей теории бета-радиоактивности. Нейтрино столь слабо взаимодействуют с другими формами материи, что нейтрино, рожденные в центре Солнца, способны пролететь через Солнце и Землю без малейшего уменьшения их потока. Изобретением метода, основанного на превращении хлора в аргон, для обнаружения нейтрино, испущенных Солнцем, мы обязаны Понтекорво, опубликовавшему статью в 1949 г. — в то время он работал в лаборатории в Чок-Ривере в Канаде. Именно этот метод был применен Р. Дэвисом много лет спустя для наблюдения солнечных нейтрино. Одна из модификаций метода Понтекорво позволила, также впервые, провести наблюдение нейтрино, рожденных в ядерном реакторе, а еще один вариант его метода лежит в основе экспериментов, проводимых в лаборатории Гран-Сассо с солнечными нейтрино.
В 1959 г. вторая пионерская работа Понтекорво открыла путь исследованиям нейтрино, полученных на ускорителях при высоких энергиях. В той же работе Понтекорво выдвинул гипотезу о существовании более одного сорта нейтрино; это была пророческая гипотеза, подтвержденная несколько лет спустя в лабораториях Брукхейвена открытием, за которое была присуждена Нобелевская премия Ледерману, Шварцу и Штейнбергеру.
Последнее предсказание Понтекорво еще не получило подтверждения, но в настоящее время оно является предметом интенсивных исследований, активно проводимых в важнейших лабораториях мира. Речь идет о гипотезе, согласно которой нейтрино разных сортов должны быть способны спонтанно превращаться друг в друга — это явление получило название «нейтринных осцилляций».
Со смертью Понтекорво мы потеряли одного из великих ученых этого столетия, одного из пионеров физики высоких энергий. Его вклад не ограничивается только изучением нейтрино, но распространяется на многие стороны физики частиц, от мюонов до странных частиц, и связан также с результатами, представляющими большой практический интерес, как, например, использование нейтронов в разведке нефти.
Несколько месяцев назад, после совещания в Академии деи Линчеи, я провожал его домой — под тень собора Сан-Пьетро. Я его спросил: «Что собираешься делать, поедешь в Дубну? В Риме жарко». Он пожал плечами и ответил: «Все равно весной я вернусь».
Президент Комиссии по ядерным и альтернативным источникам энергии, Италия
После оттепели — ностальгия*
*«Мессаджеро», 26 сентября 1993 г. — Перевод с итальянского Д. Б. Понтекорво
Последний раз я видел Бруно Понтекорво летом во время презентации собрания реликвий, связанных непосредственно с именем Ферми, в зале Института физики Римского университета «La Sapienza». Среди приборов, использованных в первых исследованиях в области физики атомного ядра, была и знаменитая фотография «парней с улицы Панисперна»: Ферми, Разетти, Сегре, Амальди, химика Д' Агостино. Я всегда задавался вопросом, почему Бруно Понтекорво, «щенок», как его ласково называли коллеги, отсутствовал на фотографии… Ответ оказался очень прост: фотография была сделана им самим.
Бруно Понтекорво умер несколько дней назад в возрасте восьмидесяти лет в Дубне, городе-лаборатории на берегу Волги, в окрестности Москвы, где он жил и работал с конца 1950 г. Обстоятельства его исчезновения с Запада, его решения продолжить работу на родине коммунизма отчасти остались тайной. Этой теме и жизни Бруно Понтекорво посвящена прекрасная книга Мириам Мафай «Долгий холод», опубликованная в прошлом году в издательстве Мондадори. Родилось два мифа: первый утверждал, что Понтекорво передал СССР секрет атомной бомбы, и второй — что он явился отцом советской термоядерной бомбы. Мифы маловероятны и, по существу, развеяны тем, что мы узнали в последние годы о ядерной программе СССР. Что касается первого, Бруно никогда не делал секрета из своей приверженности коммунистической идее, и именно по этой причине его держали далеко от лабораторий Лос-Аламоса и от центра американской ядерной программы. Что касается второго мифа, мы сегодня хорошо знаем, что в действительности отцами советской водородной бомбы были другие, такие ученые первой величины, как Андрей Сахаров и Яков Зельдович. В России, так же как и в Соединенных Штатах, Понтекорво был за пределами наиболее секретных исследований — в Дубне вместо Арзамаса, который был эквивалентом Лос-Аламоса.
Я посетил Дубну в 1964 г., во время международной конференции по физике высоких энергий. Лаборатория расположена на берегу Волги и, как все в те времена в Советском Союзе, находилась под наблюдением, но не была секретной, поскольку Дубна была в некотором смысле открытой для международного сотрудничества, хоть и ограниченного государствами коммунистического мира. Дубна хотела быть ЦЕРНом государств Востока, и в течение короткого времени ее ускоритель — синхрофазотрон — был лучше, чем машины, доступные на Западе. Но уже в 1964 г. лаборатория в Дубне отстала от таких западных лабораторий, как ЦЕРН в Европе или Брукхейвен в Соединенных Штатах. Было отставание в области электронного оборудования и компьютеров, которое с годами усиливалось.
Как раз тогда я впервые встретился с Бруно Понтекорво. Ему было пятьдесят лет. Элегантный. Загорелый. На меня произвело впечатление то удовольствие, с каким он вел оживленные беседы с Джильберто Бернардини, и как оба говорили с превосходным тосканским акцентом. Несмотря на его отличную физическую форму, у меня осталось впечатление изнуряющей ностальгии. Отношения между сверхдержавами уже развивались в сторону потепления, часто можно было видеть русских исследователей в ЦЕРН и в других западных лабораториях, да и европейские исследователи были допущены в университеты и лаборатории Советского Союза, но для Понтекорво, решившего переехать в Россию, даже короткий визит казался несбыточной мечтой.
Бруно Понтекорво впервые вернулся в Италию в 1978 г. на празднование семидесятилетия Эдоардо Амальди. Этот первый визит был воспринят как сенсация общественным мнением, внимание которого быстро спало. В последующие годы поездки стали регулярными и Понтекорво имел возможность проводить часть времени в Риме, среди своих братьев и сестер (среди которых кинорежиссер Джилло Понтекорво), К этому времени его здоровье было подточено болезнью Паркинсона, которая сначала просто досаждала, но постепенно становилась все более серьезной. Он приезжал в Рим лечиться, но также и работать. Он усердно посещал семинары и конференции и всегда удостаивался внимания, которого заслуживают великие люди науки.
Имя Бруно Понтекорво неразрывно связано с физикой нейтрино, неуловимой частицей, которую Ферми поместил в центр своей теории бета-радиоактивности. Нейтрино столь слабо взаимодействуют с другими формами материи, что нейтрино, рожденные в центре Солнца, способны пролететь через Солнце и Землю без малейшего уменьшения их потока. Изобретением метода, основанного на превращении хлора в аргон, для обнаружения нейтрино, испущенных Солнцем, мы обязаны Понтекорво, опубликовавшему статью в 1949 г. — в то время он работал в лаборатории в Чок-Ривере в Канаде. Именно этот метод был применен Р. Дэвисом много лет спустя для наблюдения солнечных нейтрино. Одна из модификаций метода Понтекорво позволила, также впервые, провести наблюдение нейтрино, рожденных в ядерном реакторе, а еще один вариант его метода лежит в основе экспериментов, проводимых в лаборатории Гран-Сассо с солнечными нейтрино.
В 1959 г. вторая пионерская работа Понтекорво открыла путь исследованиям нейтрино, полученных на ускорителях при высоких энергиях. В той же работе Понтекорво выдвинул гипотезу о существовании более одного сорта нейтрино; это была пророческая гипотеза, подтвержденная несколько лет спустя в лабораториях Брукхейвена открытием, за которое была присуждена Нобелевская премия Ледерману, Шварцу и Штейнбергеру.
Последнее предсказание Понтекорво еще не получило подтверждения, но в настоящее время оно является предметом интенсивных исследований, активно проводимых в важнейших лабораториях мира. Речь идет о гипотезе, согласно которой нейтрино разных сортов должны быть способны спонтанно превращаться друг в друга — это явление получило название «нейтринных осцилляций».
Со смертью Понтекорво мы потеряли одного из великих ученых этого столетия, одного из пионеров физики высоких энергий. Его вклад не ограничивается только изучением нейтрино, но распространяется на многие стороны физики частиц, от мюонов до странных частиц, и связан также с результатами, представляющими большой практический интерес, как, например, использование нейтронов в разведке нефти.
Несколько месяцев назад, после совещания в Академии деи Линчеи, я провожал его домой — под тень собора Сан-Пьетро. Я его спросил: «Что собираешься делать, поедешь в Дубну? В Риме жарко». Он пожал плечами и ответил: «Все равно весной я вернусь».
